Зима была в разгаре. Зимние вещи оставляли желать лучшего; расчет, полученный при увольнении с хлебозавода, таял на глазах. Сессия закончилась, нужно было снова искать работу. Летний выговор снова лишил меня права на стипендию, несмотря на приличные отметки. Нужно было продержаться еще полгода.
Семен проявил свои, глубоко дремавшие, лучшие качества:
– Не расстраивайся, проживем как-нибудь!
Он говорил о нас так, будто мы были одним целым, и мне это было даже приятно, хотя я прекрасно понимала, что надеяться я могу только на себя. Однако добрые намерения дорогого стоят.
Возвращаться на хлебозавод не хотелось, хотя жизнь там была вполне сытная. От постоянного таскания тяжестей вздувались буграми мышцы рук, а это меня не совсем устраивало. К тому же на лекциях так хотелось спать, что пару раз отрубалась напрочь. Ничего не подворачивалось, а финансовый кризис приближался неотвратимо, заставляя действовать более решительно. Однажды я вышла из дома с твердым решением не возвращаться, пока не найду себе хоть какой-нибудь заработок.
Набравшись смелости, я явилась в отдел кадров ближайшей районной вневедомственной охраны. Тогда персонал сторожей состоял из бодрых пенсионеров, студентов и диссидентов. Я подошла к женщине-инспектору и заявила, что с детства мечтаю стать сторожем. Она посмотрела на меня сначала с интересом, а потом – с явным сочувствием, и спросила:
– Студентка?
Я кивнула.
– На кого учишься?
Я ответила. Ответ ее озадачил, как озадачивал многих еще лет десять, пока наша специальность не стала такой же обыденной, как врач или учитель.
– Не знаю, что и делать. Мы девушек не берем. Не женское это дело. У нас ведь и по ночам работать приходится.
– Именно это меня и привлекает, я ведь днем учусь.
Я хорохорилась из последних сил, и инспектор, видимо, это почувствовала.
– Ну, если очень надо, – подожди. В четыре придут на собрание бригадиры, может, кто и возьмет.
Я села на стул и стала ждать, занимаясь самовнушением: не нервничай, ты для этой конторы просто находка, по сравнению с любым пенсионером ты – орел, сейчас придут бригадиры, и от предложений отбою не будет.
Я сидела, как невеста на смотринах. Бригадиры заглядывали по одному, инспектор спрашивала, не нужен ли им человек, показывала на меня, после чего дверь закрывалась с другой стороны. Наконец вошла полная симпатичная женщина средних лет и с порога бросилась к инспектору:
– Любочка, милая, выручай! Совсем работать некому. Если кто придет, придержи для меня. Уж хоть студентика какого-нибудь, что ли…
Любочка не растерялась:
– Есть тут у меня один, да боюсь, вы не возьмете.
– Ой, любого давай, лишь бы не безногий. Ты же знаешь, у меня дурить не будет. Давай адрес или телефон.
- Зачем адрес, вон он сидит.
Бригадирша, как позже выяснилось, тетя Нина, посмотрела на меня, открыла рот, закрыла, выдохнула:
– Этот?
Я, собрав в кулак остатки гонора, брякнула:
– А что, ноги точно на месте.
– Вижу. Ну, давай, поговорим. Посты у меня спокойные, но ответственные, центр ведь. НИИ да музеи. График такой: два дня, две ночи, два выходных.
– А у вас только ночных постов нет?
– Нет, у меня в бригаде таких нет. А ты где учишься?
Я ответила.
– Да, тебе это не подойдет, пропускать много придется. Жаль, я бы тебя взяла.
Пока она говорила, я уже все подсчитала: пропускать придется не так уж много, один-два раза в неделю, причем в разные дни, а это не так заметно. Сейчас мы прогуливаем не реже, но бесплатно. К тому же, ночью-то не ящики таскать, а неусыпно бдеть, то есть читать и заниматься. И я легко согласилась. В лице тети Нины я приобрела доброжелательного, жутко строго начальника и постоянного работодателя на все времена материальных трудностей.
Время для меня было не легкое, последние деньги отдала за квартиру, а до зарплаты нужно еще было дожить. По ночам я гоняла чаи, а днем забегал Семен и притаскивал пару бабушкиных пирожков или бутербродов. Я сильно похудела и слегка осунулась, что мне не очень-то шло, хотя темные круги под глазами только сильнее их оттеняли и делали еще выразительнее. Некоторое похудение меня, вопреки ожиданиям, не обрадовало: плотного телосложения, с широкой костью, исхудав, я выглядела, как изможденная корова. Да, тощая корова – еще не газель, решила я и дала себе слово наладить питание, как только получу зарплату. Съесть в гостях у Семена бабушкин домашний обед я уже не могла, он казался мне слишком жирным, и меня начинало подташнивать.
Но эти временные трудности совсем не так меня доставали, как сотрудники охраняемого мною НИИ. Симпатичная юная сторожиха, заменившая привычного всем дедушку, вызывала нездоровое любопытство. Шоферы, слоняющиеся без дела между поездками, откровенно со мной заигрывали, но быстро отставали, устав от моих подтруниваний. Отвадить не удавалось только электрика, мужика лет тридцати. Он очень любил поговорить «за жизнь». Считал он себя страшным неудачником, меня, видимо, тоже. Он садился рядом и начинал бубнить. Я отрывалась от книги и слушала его излияния. Когда он меня утомлял, я снова утыкалась в книгу. Это повторялось изо дня в день, и нередко Семен, приходя, заставал нас за разговорами. Это его страшно бесило:
– Почему ты не прогонишь этого нахала?
– Потому что он – не нахал. Он – зануда. Ты что, ревнуешь?
– Естественно.
– Кто девушку кормит, с тем она и разговаривать должна? Может, у него больше оснований для ревности, чем у тебя? Может, я за него замуж собираюсь? Зарплата хорошая, квартира в центре…
– Не пори ерунды. Я тебя ни за кого не отдам. Я на тебе сам женюсь.
– Тогда это будет браком в техническом смысле этого слова.
– А что здесь такого, ты что, не пойдешь?
– Нет, почему же? Но только из педагогических соображений. Я тебя облагораживаю. Ты даже научился заботиться о ком-то, кроме себя. Только учти, придешь свататься – бутербродов не приноси, я их уже видеть не могу. Думаю, пару бифштексов могли бы тебе помочь.
Сошлись на том, что, если Семен будет воровать для меня котлеты, я не выйду за электрика.
В целом, сотрудники относились ко мне с симпатией. По вечерам, когда они клали ключи мне на стол, я нередко находила конфеты, хотя ни разу не заметила, кто мой даритель. Семен, узнав об этом, был возмущен тем, что я их молча и с удовольствием съедаю, и заявил, что я веду себя беспринципно. После этого я стала поедать их с еще большим удовольствием.
Докучал мне больше всех директор НИИ. Он ухитрялся, абсолютно молча, выразить мне полное пренебрежение, а иногда снисходил до проповеди на тему «учиться, учиться и учиться». Я помалкивала, избегая расспросов. Вообще, оправдываться было не в моем стиле. И все-таки однажды он нарвался.
Директор собирался куда-то ехать с замом и главным инженером, но машина забарахлила, а молоденький водитель, пацан пацаном, не мог с ней справиться. Они стояли в холле рядом с моим столом, и он начал раздраженно поносить молодежь, начав со своего водителя и перекинувшись на меня. Он апеллировал к своей свите и ругал меня, как будто меня тут не было.
– Вот, сидит тут, штаны просиживает, молоденькая совсем, а знать ничего не хочет, специальность приличную получить не желает. Не хочет молодежь работать!
Замы сочувственно кивали, но было видно, что им неловко. Мне бесцеремонное тыканье пальцем не понравилось, и я не смолчала:
– Каждый работает, где хочет. Я просиживаю штаны и имею свои 60 рублей. Вы имеете триста, и бодро шагаете навстречу инфаркту. Неизвестно, кому работа дает больше.
Замы опешили, все меня считали бессловесной утварью. Директор побагровел, нахмурился и бросился в бой, вооружившись иронией и отцовской снисходительностью:
– Интересно, что же тебе дает твоя высоко интеллектуальная работа?
– Во-первых, тыкать нехорошо даже подчиненным, а я служу не у вас, к тому же мы мало знакомы. А во-вторых, такая работа дает мне возможность прочитать не одну книгу в месяц, как делает среднестатистический интеллигент, а три-четыре в неделю. Кроме того, мне за это еще и деньги платят. Неплохо устроилась, не так ли?
Взбешенный директор искал достойный выход из ситуации. Наконец, сделав язвительную гримасу, он сладеньким голоском спросил, делая ударение на «вы»:
– И что же вы читаете, если не секрет?
– Не секрет.
Я повернула книжку к нему обложкой. Он прочитал:
– «В стране водяных духов». Да, завидный интеллектуальный уровень. Стоит ли тратить молодость за чтением сказок? Вам бы пора уже что-нибудь посерьезней читать…
Он победно обернулся к замам. Я рассмеялась.
– Действительно, есть чему завидовать. Это – японская классика. Акутагава Рюноске. Конечно, вам простительно этого не знать, вы ведь все больше по автомобильным покрышкам (его НИИ с не выговариваемым названием в народе называли просто «покрышка»), вам не до сказок.
Я говорила очень спокойно, почти доброжелательно, но ему было очень неловко. Он был здесь всем, а я – ничем. И он решил прихлопнуть меня одним ударом:
– Ну, конечно, что же вам остается, кроме сидения с книжечкой за гроши, вы ведь больше ничего, видимо, делать не умеете?
– Почему же? Я тоже кое-что умею: печатать, стенографировать, переводить с английского и французского, программировать на вашей допотопной 22-й машине… Хватит?
Я немного приврала насчет французского, учила его всего второй год, а, в остальном, все было правдой. И он, почувствовав мою уверенность в себе, сразу поверил:
– Ну, тогда, извините, я тем более не понимаю, почему вы здесь сидите. Вы могли бы работать, ну, хотя бы секретаршей, что ли. Хотите, возьму вас к себе?
– Спасибо, но я – на своем месте. А к вам в секретарши я бы не пошла.
– Почему же?
– Характер дерзкий. Чуть что не по мне, держу удар. А здесь сижу себе, «примус починяю».
– Какой примус?
– Да так, шутка.
– Ладно, надоест книжечки читать, приходите. Хоть у вас и характер скверный, я бы вас взял.
– Спасибо за предложение.
Замы, видя, что наша пикировка приобретает неприятный для руководства характер, немного отошли в сторону, но не настолько, чтобы ничего не слышать. Когда в дверях появился шофер, мы попрощались с директором почти дружески. Замы поспешили за ним, и до меня долетел подобострастный голос:
– Какая невоспитанная девчонка!
И часть ответа директора:
– А, по-моему, очень любопытная…
Не знаю, что он сказал дальше, но после этого разговора руководство стало относиться ко мне гораздо более доброжелательно, даже с некоторой опаской.
https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/
