Мы вошли внутрь старенькой заброшенной школы, где располагался наш ударный отряд, и обомлели: наш непорочный Стас, совершенно косой, отсчитывал всем по трешке и с трудом бормотал:
– Я, конечно, ничего. Если против простуды, то можно. Но если кого пьяным увижу…
Дальше слов у него не было, он только грозил пальцем, поднося его так близко к носу, как будто рассматривал, что это у него выросло. Ко мне подошла Багира и заговорщически зашептала:
– Собираемся в сарае, где парты, после ужина. Бек ведро берет. А историки отдельно, они сегодня дадут жизни. Специально Стаса от простуды полечили.
Мне стало неловко:
– Ты ведь знаешь, я такую дрянь пить не могу. Лучше я здесь с Шуренком и Аннушкой посижу, шампанского бутылочку разопьем. А с такой выпивкой нам и прятаться не нужно. А в сарае холодно.
– Ну, как знаешь. А мы с Мышкой пойдем. В компании веселее.
Я попыталась повлиять на ее решение, и мне это почти удалось:
– Ладно. Скучно станет, приходите. Кстати, Семен сказал, что, если ты останешься с нами, то и он присоединится.
Багира заколебалась, но не сдалась.
– Нет, неудобно. А Мышка? Лучше уж вы приходите к нам. Все равно Шуренок будет с Аннушкой целоваться, а вам скучно будет.
Вернулся из магазина Семен, подошел к нам.
– Ну, как, договорились?
– Не хотят от коллектива отрываться. Я обещала, что мы тут посидим, а потом присоединимся.
Багира доверчиво смотрела на Семена, и он нашел выход из положения.
– У меня есть предложение. Дождь кончился, маленько просохнет, пойдем в сад. Я там место для костра присмотрел. Картошки напечем. Тебя после сарая отогреем. Я бы с вами, но деньги уже потратил, а на хвост садиться не хочется.
Багира просияла. В его планах нашлось место и для нее.
После ужина, когда все разошлись, мы обосновались прямо в комнате ребят рядом со спящим Стасом. Шуренок сервировал кровать банкой консервов, зефиром и шампанским. Семен был настроен не столь миролюбиво. Под тем предлогом, что шампанское нужно беречь для дам, он извлек на свет божий бутылку водки. Шуренк присоединился к дамам. Аннушка была настроена философски, и разговор выходил вполне серьезный, но Семен легко превращал все в шутку. Было в этом вполне изящное чувство юмора и огромный цинизм видавшего виды, но интеллигентного человека. Шуренок ему буквально смотрел в рот, но держался достойно: соглашался не со всем, смеялся не каждой шутке. Но уж если смеялся, то это было похоже на глухие раскаты грома. Когда мы стали замечать, что им явно надоели разговоры, Семен предложил перейти к костру. Они явно обрадовались: все-таки там не так светло.
По дороге мы зашли за Багирой. В сарае была непроглядная темень, и Семен крикнул:
– Багира, если ты здесь, отзовись. Бери всех желающих. Дыру в заборе знаешь?
Из темноты донеслось: «Угу!».
– Давай в дыру и держи курс на огонек.
Прихватив по увесистому полену, мы вылезли в дыру. Костерок получился не большой, но жаркий. Семен сбегал в школу за картошкой. Мы удивились, зачем он ее столько притащил, но он предвидел события:
– Сейчас сюда явится толпа пьяных голодных женщин, и мы откупимся печеной картошкой. Меня-то они не съедят, а вот вас с Аннушкой…
Это был намек на округлость наших форм, но вполне безобидный, поэтому я поддержала:
– Аннушке это не грозит, Шуренок ее съест до их прихода.
Шуренок смущенно оторвался от Аннушки и, гладя совершенно бессмысленными глазами, спросил:
– А что, они уже там совсем озверели?
Семен разошелся:
– А вы разве не слышите, как Татьяна верещит?
Аннушка только тут осмысленно посмотрела на него, уловив имя соей подруги:
– А что с ней?
– Бек решил шашлык поджарить, кушать захотел. Всех, кроме нее, из сарая выгнал, и поджег. Вот, уже не визжит.
Семен говорил с очень серьезным лицом, и Аннушка не могла понять, шутит он, или говорит серьезно.
– Ну и шутки у тебя, Семен!
– Да ты не переживай, они все не съедят. Я сейчас мимо шел, у них для тебя кусочек выпросил.
И он, к всеобщему ужасу, указал на окровавленный кусок бумаги и начал его разворачивать. Аннушка брезгливо подалась вперед:
– Фу, какие глупые шутки! Что это?
– Как что? Ты же анатомию учила. Это печень. Похожа на Татьянину?
– Нет, не очень.
– А ты ее видела?
– Нет, но размерчик явно не ее. Не буду есть, пока не сознаешься, где взял.
Он уже насадил кусочек печени на палку и вертел над угольями:
– Вестимо, где. На кухне. Там исторички парням печень жарят на закуску, боятся, что те с ведра так озвереют, что ужин по второму заходу потребуют. Мне дали кусочек за молчание.
Мы дружно согласились молчать, за что и получили по кусочку сочной, с обуглившейся корочкой, печенки. Проглотив последний кусочек, Аннушка сказала, что попросится к историчкам на кухню. Семен опять принялся за свое:
– Ну, что, понравилась подружка? На мой вкус сладковата, но ничего, жевалась хорошо.
Аннушку передернуло, Семен тут же подначил:
– Что, Танечка в желудке шевелится? Ничего, это не страшно. Хуже, если она тебе являться начнет. Ой, слышишь, ее голос. Вот шустрая, доесть не успели, а она тут как тут.
Мы с Шуренком глупо хихикали, и Аннушка поняла, что шутка не прекратится, пока она ее не примет, и тоже рассмеялась. К костру подошли Багира с Татьяной. Вид у них был обескураженный, они наперебой рассказывали:
– Мышка с Железняковой пропали. Пошли с историками в школу, на танцы. Татьяна с ними. Протанцевав пару танцев, Багира с Железняковой пошли спать, а когда Татьяна минут через десять вошла в спальню, их там не было.
– Мы уже все облазили, думали, они здесь.
Семен встал:
– Посидите здесь, я их найду.
Вернулся он минут через двадцать, ухохатываясь. Багира не выдержала:
– Ну, нашел?
– Нашел, нашел. Сидят рядышком, как воробушки, нахохлившись. Зубами клацают. За школой, на завалинке.
Багира еще не поняла всей абсурдности ситуации:
– Чего ж они там сидят, раз замерзли? С ума сошли, что ли?
– Да, ждут, когда историки по комнатам разойдутся. Видите ли, они, мягко говоря, не совсем одеты. К тому же босые обе, а кругом грязь. Ноги поджали, и сидят. Мышка говорит, что они только спать легли, как ей плохо стало, а одеваться да через коридор бежать – долго, вот они и вылезли в окно. А там их так развезло, что назад в окно влезть не смогли. Так бы и сидели, если бы я их не нашел.
Багира охнула:
– Ну, Мышь теперь сляжет, у нее горло слабое.
– Теперь многие слягут. Тюрин Стаса за грудки тряс и обзывал пьяницей. Тот проснулся, пробурчал: «Я вам всем…», и снова уснул. Джек в ударе, отлавливает девчонок и заставляет всех танцевать с ним вальс. Они от него бегают, а он их по одной подкарауливает… А Валик, спортсмен, бегает с фонарем, ищет Сыпачева, его уже давно никто не видел.
Тут я вспомнила, что к костру несколько раз кто-то подкрадывался сзади, но близко не подходил, и я предложила поискать в той стороне, куда этот некто удалился.
Семен энтузиазма не выказал:
– Ну, да! Разве в такой темноте найдешь. Нужно Вальку с фонарем звать.
Валька объявился сам:
– Трезвые есть? Помогите кто-нибудь Сыпачева дотащить. Он в канаве под деревом спит, да еще, чтобы не замерзнуть, в листья зарылся. Еле нашел.
Семен нехотя встал. Вскоре мимо нас протащили большой комок грязи, который что-то мычал и вырывался. Семен вернулся весь перепачканный, с укушенной рукой:
– Пока мы его тащили, он все вырывался, думал, что милиция. Принесли, раздели, положили на крыльцо, стали водой поливать – куда ж его такого грязного в постель? Тут он меня и хватанул. Еле уложили, Валька караулит, чтобы не сбежал. А поварихи его пропалывают, у него вся голова в репьях.
Мы истерически хихикнули. Нервы у всех были взвинчены. Татьяна вздохнула:
– Если Стас сейчас очухается, всем крышка.
Багира грустно подытожила:
– Надо идти спать, а то завтра Стас будет ко всем цепляться, у кого рожа похмельная.
Немного поболтав, они ушли.
https://ridero.ru/books/drugaya_realnost_4/
