Юра вышел в центре, ему на метро. Тезка моя уже больше не держится особняком, она – одна из нас. И рассказывает о себе легко, не приукрашивая и не акцентируя внимания на своих проблемах. Интересно, что собираются в клубе люди, пережившие столько, что о каждом можно писать романы, но нет среди них ни зануд, ни нытиков. И тезка моя – такая же. Ее сына убили, когда ему было лет десять, в новогоднюю ночь, когда он пошел выгуливать собаку. Потом умер муж. Она осталась одна с дочерью, но не помнит, как ее вырастила – двенадцать лет просто выпали из ее жизни и из ее памяти. Сейчас дочь с семьей живет в другом городе, а моя новая подруга работает на двух работах, чтобы иметь возможность навещать дочь на другом конце страны и баловать внуков. В свободное время она ездит в лес и черпает в нем силу, и дарит ему свою любовь, и радуется, бродя летом босиком по траве, а зимой – по снегу. И не жалуется на судьбу, и любит жизнь, и готова делиться своей любовью со всем миром, умножая «общее количество любви в атмосфере», даря ее Земле и Господу за тех, кто умеет только получать.
Мы доехали до поворота к ее дому и неохотно расстались. Мне ехать еще около часа. Я пою за рулем, вспоминая романсы, которых, вроде бы, никогда не знала. Настроение совершенно потрясающее, легкое возбуждение и повышенная чувственность вызывают желание писать стихи, но я знаю, что едва успею выспаться, ведь завтра снова четыре часа в пути и десять – на занятиях.
Я рулю и рассуждаю о жизни. Принято считать, что люди заводят друзей в детстве и в юности, а дальше их круг только сужается. У меня в последнее время – все наоборот. Количество близких по духу людей растет, как снежный ком. Вдруг находятся друзья юности, которых больше не ожидал встретить в жизни. Друзья, оставленные на разных этапах жизни и по разным причинам, вдруг находят меня, не раз менявшую адреса и фамилии, и требуют внимания, и восстанавливают отношения, и хотят общаться. Я всем им рада, но с годами я стала ценить и одиночество, которое для меня – возможность развиваться в том направлении, в котором мне хочется. Я иду своим Путем. Я учусь отдавать любовь. Наверное, это и притягивает ко мне совершенно разных, но таких близких мне людей.
Некоторые просто честно сознаются, что заряжаются в моем присутствии энергией. Им кажется, что это – метафора. И ладно. Мне не жалко. А то еще лопну! Чем больше отдаешь, тем больше получаешь. Это – постулат. На практике иногда отдаешь энергию так интенсивно, особенно общаясь с больными людьми, что не сразу восстанавливаешься. Но я думаю, что скоро научусь отдавать энергию без ущерба для себя. Совсем другое дело – на семинаре или в клубе. Там отдаешь искренне все, что можешь, но взамен получаешь такую дозу энергии любви, что долго еще пребываешь в возвышенном состоянии духа. Если бы все люди умели так общаться, не было бы ни болезней, ни войн, ни преступлений.
Примерно в таком состоянии духа я въехала во двор. Везет же! Сегодня не шел снег, и я могу просто завалиться спать, не выполняя вечерней гимнастики с лопатой. Я сижу за столом и лениво ковыряюсь в еде. По телевизору идет концерт, посвященный творчеству Высоцкого. Современные певцы исполняют его песни, непривычно, конечно, но все равно слушаю с удовольствием. Выключаю телевизор, когда Высоцкого начинает исполнять Кобзон. Мне почему-то неприятно, какая-то в этом исполнении есть натяжка. Пишу об этом просто для того, чтобы пояснить, как мы все за один день пропитались общим духом: на следующий день выяснилось, что все, как один, выключили вчера телевизор именно в этот момент. Узнав об этом совпадении, мы хохотали так, что не могли остановиться.
Ложусь спать, все еще не расплескав состояние любви ко всему сущему. Вдруг какое-то беспокойство охватывает меня, не давая провалиться в счастливое небытие. Я долго ворочаюсь, а когда все-таки засыпаю, вижу крайне неприятный сон.
Пустой стадион, трибуны, ледовая арена. Почти наверняка я знаю, что подо льдом – вода. Откуда же я это взяла? Вдруг я слышу всплеск, поворачиваюсь в сторону звука и у забора, ограждающего стадион, вижу полынью, которая небольшой своей частью выходит на внутреннюю территорию стадиона, а большая ее часть явно располагается по другую сторону высоченной ограды. Меня охватывает паника. Я точно знаю, что этот всплеск раздался в результате падения в воду человека. И я знаю, кого именно. Это молодой парень, сын нашего директора. Такой же умный, красивый и добрый. Я бегу по льду, падаю у забора и шарю рукой в ледяной воде. Все бесполезно. Отверстие настолько мало, что даже если я и нащупаю тело, то не смогу его вытащить. Я вскакиваю и бегу вдоль забора до ворот стадиона, а потом в обратном направлении.
Там прорубь шире, но тоже недостаточно большая, чтобы в нее нырнуть. Я подползаю к краю и шарю в воде руками. Бесполезно. И вызывать помощь тоже бесполезно. Поздно. И во сне я думаю, что мне никто не поверит, ведь я ничего не видела. Мало ли что кому кажется. Пытаюсь ломать руками лед, но он толстый и не поддается. И я успокаиваю себя абсолютно нелогичным доводом: скорее всего парень плавает в проруби с аквалангом и уже, наверное, давно вынырнул где-нибудь в другом конце пруда. Какого только экстрима молодежь не придумает! Но сама понимаю, что этот довод не выдерживает критики. Хватит, нужно просыпаться.
Я просыпаюсь, беспокойство не проходит, картина продолжает стоять перед глазами. Я закуриваю, хотя бросила курить, потом беру книжку, читаю, немного успокаиваюсь и снова засыпаю. И вижу вторую серию. Мы на работе, утро следующего дня. Людмила, как всегда, опаздывает. Вбегает, бледная и в слезах. Рассказывает, что нашли тело. Ужас охватывает меня: я могла его спасти, но уговорила себя не вмешиваться. Я виновата. Слезы душат меня. Я просыпаюсь по звонку будильника, подушка мокрая от слез, веки опухли. Перед глазами стоит прорубь. Я завтракаю, собираюсь, еду за своей тезкой и все время неотступно думаю, что делать.
https://ridero.ru/books/blog_nachinayushego_maga/
